указатель этикеток  ▪  указатель имён муз. автомат  ▪  избранное  ▪  участники  ▪  помощь  ▪  о сайте  ▪ english

Главная > . . > . . > Artel "Plastmass" > I Would Not Tell You Anything

Лучшие экспонаты  |  Комментарии  |  Поиск


I Would Not Tell You Anything (Я тебе ничего не скажу), romance
 

 
I Would Not Tell You Anything (Я тебе ничего не скажу), romance
 
 увеличить       отзеркалить
 
 

подробности

на других языках: Русский

 Получить код проигрывателя Сохранить JPG файл Сохранить MP3 файл Печать изображения Послать электронную открытку


Базовый фондСоветские записи 
муз. Булахова
Я ТЕБЕ НИЧЕГО НЕ СКАЖУ
исп. Георгий Коркин
ф-но З. Майман

From collection A. Kochanov. Kazan
Содержимое зеркала: 738/1 /12 Обратная сторона
Оригинальная матрица: Leningrad - ...738-1
Этикетка Каталожный
Матричный
Вари-
ант
№ заказа Разрешител
Дополнительная информация
Leningrad - ... > Artel "Plastmass" 738 738 1 ЛРК 294-51Оригинальная матрица
Обратная сторона пластинки 743 743 2 ЛРК 293-51 ––//––
Наименование произведения: I Would Not Tell You Anything
Язык(и) или этнос(ы): russian | Каталожная категория: Bariton with Piano | Жанр: Romance
Исполнитель: Georgiy Korkin
Композитор: Tatyana Kotlyarevskaya (Tolstaya)
Либретто (cлова): Afanasy Fet
Вид аккомпанемента: Piano | Аккомпаниатор: Z. Mayman
Руководитель или дирижёр:
Место записи: Leningrad | Дата записи: 1951
Скорость оцифровки: 78 об/мин
Размер пластинки: 20 см | Размер этикетки: 50 мм
Дополнительные ключевые слова:  
Размер файла этикетки: 145.3 KB | 826x908 px | Размер файла MP3: 1.1 MB | 1:36 | 96 kbps x 44.1 kHz
Просмотров: 2302 | Загрузок этикетки: 25 | Загрузок аудио: 53
Добавлено: ua4pd | 10.03.2012 06:08 | Последнее редактирование:  Wiktor | 31.08.2020 15:45
Рейтинг:
 
 
Автор Комментарий
Николай Беляев (Belyaev)
Редактор

Комментарии: 673
Регистрация: 02.02.2012
КОРКИН Георгий Михайлович

( 1904 - 1976 )

Заслуженный работник культуры РСФСР. Директор БДТ с 1956-1959 года. Потом был директором Кировского театра, но после инцидента с Нуриева в 1961 году, как тогда водилось «за недостаток бдительности», его из театра уволили.
После снятия с должности директора Кировского театра, он стал главою Ленконцерта. При нем, он стал мощной организацией и по утверждению многих артистов, был отличным функционером и руководителем. Решал жилищные проблемы, помогал молодым артистам. У него был потрясающий вкус, он вникал во все дела. И все, что он делал, оказывалось правильным. Например, если вся свора говорила НЕТ, он говорил ДА, или наоборот – и он всегда был прав.
http://spb-tombs-walkeru.narod.ru/2013/8/11-2.htm

Георгий Михайлович Коркин был когда-то певцом (говорят, что где-то в дальних архивах сохранилась его единственная пластинка), в 1956 году он поднимал Ленинградский драматический театр с другим Георгием, Товстоноговым, потом был директором Кировского и весь свой опыт, связи, партийное чутье и интуицию артиста принес в Ленконцерт.

При Коркине появилось несколько новых проектов («Поющие гитары», «Ровесники»), он также согласился принять оркестр Вайнштейна на репетиционный период, понимая рискованность предприятия.

Как все руководители творческих организаций, Коркин находился между молотом и наковальней, он должен был сочетать новизну и смелость искусства (для выполнения финансового плана) с идеологической выдержанностью (чтобы не иметь неприятностей сверху).

Вайнштейн тоже находился между молотом и наковальней — он должен был протащить на сцену джаз (в этом была его историческая роль), сломав сопротивление худсовета. Между Вайнштейном и худсоветом шла позиционная война, обе стороны сидели в окопах и отвоевывали друг у друга сантиметры территории.

Худсовет заваливал нас на каждом прослушивании, из месяца в месяц, десять раз подряд. В пустом зале появлялась группа мрачных людей, которые молча садились, не снимая пальто зимой, и делали знак начинать.

Нашей тяжелой артиллерией было благосклонное отношение Союза композиторов (А. Петров), авторитет, заработанный на лекциях, пластинка на «Мелодии».

Оружием помельче были оркестровки советских песен, всякие незначительные компромиссы, свидетельствовавшие о том, что мы не американский оркестр, готовы поступиться, быть как все.

Иногда ради высокой идеи И. В. шел на прямой обман, на подлог. «Георгий Михайлович, — сладким голосом объявлял он в темный пустой зал, — сейчас мы сыграем вам вариации на тему русской песни „Ах вы сени мои, сени!“.

Мальчики!» — говорил он нам тихо, подмигнув и давая понять, что вот сейчас мы их и надурим. Задудела, завыла, загрохотала наша гора железных труб.

В композиции модерниста Чарли Мингуса, написанной на три четверти, где-то ближе к концу, в оркестровом тутти, трубы в верхнем регистре громко и натужно играли в унисон нечто похожее на пресловутые «Сени». Всего несколько тактов, но ничего — это и есть главная тема, а все остальное — вступление, разработка, кода.

— Ну как, Георгий Михайлович? — подобострастно поинтересовался Вайнштейн. — Понравились вам наши «Сени?»

Коркин сидел в полутьме, но видно было, что от такой
наглости лицо его побагровело. Он сдернул с головы свою большую пролетарскую кепку, хрястнул ею что есть силы об пол и истошным голосом хрипло заорал: «Какие, на хер, сени!!!»

Так закончился еще один худсовет. Для жюри, он, вероятно, был не меньшей пыткой, чем для нас. Разница — в обстановке. В зале были холод, мрак и злость. На сцене свет, тепло и концертные костюмы, сшитые по нашим эскизам в мастерских Ленконцерта, — синие двубортные пиджакиблейзеры с бронзовыми пуговицами и серые брюки.

Сама сцена украшена художественным задником, из софитов лился театральный свет по партитуре. На колосниках вечно кто-то возился, рабочие сцены поднимали и опускали задуманные режиссером ткани.

«Иосиф Владимирович! — крикнули однажды из тромбонов . — На вас тюль падает!»

И. В. отскочил, приосанился и сказал авторитетно: «Мальчики! Еще не родилась такая тюль, чтобы на меня
упала!»

После десяти месяцев худсоветов наш концерт стал приобретать кафкианский оттенок. Мрачный сюрреализм, дурной сон, которому нет конца. Чувствительные натуры не
выдерживали.

Трубач Леня Смирнов запил и не появлялся несколько дней. Потом пришел трезвый, несчастный, каялся. Когда он брал высокие ноты, то шея его раздувалась до ширины головы, в такие моменты он иногда успевал оторваться от трубы и крикнуть нам, саксофонам: «Скорей бы завтра, и снова на работу!»

Однажды, когда мы уже сидели по своим рядам, в зал вошел Леня. Было заметно, что он идет нетвердой походкой.
— Леня! — сказал Иосиф Владимирович с глубоким
чувством. — С вами что-нибудь случилось?

— Нет, — ответил Леня тихо и не очень уверенно
.
— М-м, — загадочно сказал Вайнштейн, — значит, случится!

В другой раз, когда И. В. распекал его за то же самое, Леня вдруг театрально поднял руку вверх.

— Чу! — сказал он громко. — Ветром утренним подуло!
Мне пора!

И с этими словами пошел своей дорогой.
https://seva.ru/bbseva/?id=2447
  25.08.2020 19:44
Offline Профиль пользователя Послать сообщение участнику    
 
 

О сайтеУсловия использованияКонфиденциальностьСсылкиПишите намГостевая