указатель этикеток  ▪  указатель имён муз. автомат  ▪  избранное  ▪  участники  ▪  помощь  ▪  о сайте  ▪ english

Главная > Лучшие экспонаты > История начала Граммофонной ...

Лучшие экспонаты  |  Комментарии  |  Поиск


 
 

 

на других языках English

10 апреля 2009 года исполнилось ровно 110 лет с момента начала первой сессии грамзаписи в России, осуществлённой Вильямом Синклером Дарби по инициативе изобретателя граммофона Эмиля Берлинера. Эту дату можно считать Днём Рождения граммофонной пластинки в России. Однако, многое, связанное с теми далёкими событиями, до недавного времени оставалось неясным – например, почему на грампластинках, записанных Дарби, отсутствовал традиционный логотип Граммофонной Компании, изображающий пишущего Амура? Или почему не удалось обнаружить ни одного каталога этих грампластинок? Ответы на эти и многие другие вопросы вы найдёте в публикуемой ниже статье ведущего мирового эксперта по истории Граммофонной Компании, составителя “Полного каталога русских граммофонных записей, сделанных Граммофонной Компанией в период с 1899 до 1929 годы в России и за рубежом” Алана Келли. Публикация подготовлена редакцией вебсайта www.russian-records.com

АЛАН КЕЛЛИ
История начала Граммофонной Компании в России.

(Выдержки из предисловия к русскому каталогу АО “Граммофон” Алана Келли)

При формировании Граммофонной Компании в 1897 году Эмиль Берлинер (Emil Berliner) согласился в обмен за вознаграждение и приличную долю акций передать ей свои права на процесс звукозаписи во всех странах мира, кроме стран Северной и Южной Америки (позже Япония тоже попала в американскую сферу влияния). Он также согласился на то, что Фред Гайсберг (Fred Gaisberg) приедет в Европу и станет первым (и в то время единственным) “экспертом” звукозаписи. Приезд Фреда Гайсберга и его последующая деятельность хорошо описаны как самим Гайсбергом, так и Питером Адамсоном (Peter Adamson). Достаточно одного только взгляда на список сделанных им граммофонных записей, чтобы убедиться в том, что новую компанию можно было обвинить в чём угодно, но только не в местничестве или “внутренней направленности”. Совершенно очевидно, что с самого начала и правление, и генеральный директор были прекрасно осведомлены о возможностях граммофона – в конце концов он мог с равным успехом произносить любые нюансы не только на английском языке, но и на французком, немецком или китайском (и делать это без какого-либо обучения!). Он мог петь, свистеть и имитировать военный оркестр или тромбон.

Фред Гайсберг и В. Синклер Дарби – “В 100 рублёвых шубах”, С.-Петербург, Март 1900.

Его популярность была всеобщей и независящей от расы, цвета кожи или вероисповедания, он относительно легко проникал через границы, достигнув даже Турции. Эти замечательные свойства стоили денег, много денег, и этот факт не был забыт Эмилем Берлинером.

Фред Гайсберг был не единственным молодым человеком, обученым Берлинером – был ещё Вильям Синклер Дарби (William Sinkler Darby) – точно так же хорошо разбиравшийся во всех нюансах и процессах звукозаписи, и вполне готовый к самостоятельной работе. Берлинер снабдил его другой записывающей машиной и отправил в Ганновер, где Джозеф Берлинер (Joseph Berliner) (родной брат Эмиля Берлинера – прим. переводчиков) организовал для него поездку в Санкт-Петербург для того, чтобы сделать записи артистов Императорской Оперы и кого-нибудь ещё, кого бы он смог найти. Помощником Дарби был назначен Курт Гейнике (Kurt Heinecke), а поскольку, со всей очевидностью, звукозаписывающий аппарат был уже в Ганновере, то вполне возможно, что Гейнике является неофициальным экспертом, сделавшим первые немецкие записи в Берлине. Джозеф Берлинер оборудовал в сторонке маленький домик с несколькими паровыми прессами, в котором старания Дарби могли бы быть превращены в пригодные для продажи грампластинки - нет нужды упоминать, что всё это делалось в тайне.

Дарби прибыл из Берлина в Санкт-Петербург 30 марта и оговорил условия контрактов и продаж между Джозефом Берлинером и некоторыми дилерами. Очевидно, что фигурировали исключительно только интересы Ганновера, о Лондоне не было и малейшего упоминания. Одного из участников с российской стороны звали “Г-н Ла Белл”, по описаниям он был служащим коммерсанта Г-на Боярдта, и, предположительно, это был Л.С.Лебель, о котором позднее много рассказывал Фред Гайсберг. Ещё один человек, участвующий в сделке, был некто “Г-н Раппо”, которого можно соотнести с И.П.Рапгофом, также хорошо известным из других источников. Скорее всего, жуликоватый Г-н Раппапорт, описанный Фредом Гайсбергом, это тоже он.

С перспективы прошедших ста лет, всё это выглядит как большая авантюра, но, вероятно, многое выглядело бы иначе, если бы мы знали все подробности. Судите сами: поскольку Граммофонная Компания владела всеми правами, то Берлинеры нарушали свои собственные обязательства, но разве можно было рассчитывать на то, чтобы сохранить всё это в тайне? Зная прекрасные свойства Граммофона, было очень наивно полагать, что пластинки, проданные в Санкт-Петербурге, останутся никому неизвестными вне России, даже невзирая на то, что “настоящий” Граммофон ещё не достиг С.-Петербурга. Тем не менее, звукозаписывающий аппарат был уже в Ганновере, и первым делом Дарби нужно было его проверить, сделать все необходимые починки, и закупить материалы, которые ему могли бы понадобиться в С.-Петербурге. Ожидалось, что 27 марта прибудут детали для “большой машины”, в своём дневнике он отметил, что представитель Граммофонной Компании

мистер Хоуд (Hawd) был направлен в Лондон днём ранее (22 марта). В Лондоне не знали, что я здесь, но, предоложительно через мистера Ройяла (Royal), обнаружили, что я приезжаю.

И ещё одна интересная заметка, сделанная 17 апреля в России:

Сегодня я узнал, что в Россию приезжает мистер Чайлд (Child) и везёт с собой звукозаписывающий аппарат Джонсона. Он будет здесь через две недели.

Сразу же становится очевидным, что Дарби использовал в своём дневнике даты по “новому стилю” (как и везде в Европе), в то время, как на самих грампластинках даты приведены в “старом стиле”. Поэтому необходимо добавлять пятнадцать дней (12 дней для дат до 1900 года, 13 дней после 1900 года – прим. редакции) для того, чтобы привести их к современному виду. В моём каталоге я указываю даты в том виде, как они приведены на дисках, т.е. без корректироки. Но возникает вопрос, а что же в действительности они означают? Известно, что в Лондоне данные о каждой записи заносились в главную книгу учёта, и что в те дни хорошая манера ведения дел требовала, чтобы в начале (а не в конце) каждого дня служащий проводил линию под предыдущим днём и под ней вписывал новую дату. Это делалось до того, как что-либо новое заносилось в книгу. Поскольку в те дни ещё не существовало матричных номеров, грамзаписи можно было разыскать только по записям в этой книге, и, поэтому, было очень важно, чтобы на самой пластинке указывались в точности та же дата, что и на соответсвтующей странице книги учёта. И, хотя даты не являются датами записей, они, наверняка, очень близки к последним, поскольку цинковые матрицы из-за их непрочности должны были быть обработаны как можно быстрее, желательно в тот же день, хотя задержка в один или два дня является вполне допустимой, особенно когда молодой эксперт был приглашён на ужин, что, похоже, являлось частым событием!

Как и полагается молодым людям, Дарби больше интересовали такие вещи, как торты “Печеная Аляска” (Baked Alaska Parade), и, разумеется, девушки, что и находит отражение в его дневнике. Например, он увлечённо описывает случай, как из-за снежной пурги он застрял в поезде по пути в Москву на первую запись Шаляпина, но даже и не упоминанает о том, как проходила сама запись голоса великого певца!

10 апреля (по новому стилю) Дарби сделал первую пробную запись, но она оказалась неудачной, также как и неколько других на следующий день. Потом дела пошли лучше, но у него возникали трудности с материалами, а так же было непросто находить желающих записываться певцов. Тем не менее, когда 10 мая (25 апреля по старому стилю) сессия закончились, то оказалось, что за четыре недели ему удалось сделать около 243 удачных дисков.

Тем временем, ганноверский представитель Граммофонной Компании Джек Уотсон Хоуд (Jack Watson Hawd) вернулся из Лондона, и в мае он написал сообщение о том, что присходит что-то странное: ему не позволили посетить некоторые части фабрики Джозефа Берлинера, и у него возникло подозрение, что там прессуют грампластинки.

Образец грампластинки, записанной Дарби во время первой русской сессии в апреле 1899 года.
Из коллекции Дмитрия Головко, г.Междуреченск.

Открытие типа «лиса забралась в курятник» должно было вызвать большое волнение в Лондоне – если об этом уже не было известно заранее, и письма, которыми должно быть обменивались братья Берлинеры и руководство лондонского отделения, вероятно составили бы восхитительное чтение, если бы у кого-то нашлось время разыскать их в архивах компании. Хотя точные детали того, что произошло на самом деле, и не были установлены, заключение не вызывает никаких сомнений. Пластинки, записанные Дарби, невозможно перепутать с обычными пластинками фирмы – они выглядят совершенно иначе: этикеточные данные в середине диска не содержат изображения товарного знака фирмы “Пишущий Ангел”, название этикетки выполнено внутри прямоугольной рамки, отсутствуют матричные номера – есть только каталожные, начинающиеся с 20000.

Этот факт любопытен сам по себе. Обычные грампластинки Граммофонной Компании нумеровались от 1 до 9999, а появившиеся немногочисленные арабские и китайские записи – от 10000 и далее. Тот факт, что нумерация ганноверских изданий началась с № 20000, уже само по себе замечательное совпадение, если это вообще было совпадением. Можно предположить, что Граммофонная Компания всё-таки настояла на своих правах и приобрела матрицы (а заодно и того, кто их записал) почти сразу же после их прибытия в Ганновер, а посему каталожные номера были присвоены согласно инструкциям из Лондона. Как бы там ни было, последняя дата на этих пластинках – 25 апреля по старому стилю, что соответствует по новому стилю 10 мая. Поскольку эту дату имеют тридцать семь пластинок, то можно предположить, что по всей вероятности Дарби закончил запись в Санкт-Петербурге уже до 10 мая, а покрытые воском цинковые диски были “подписаны” и обработаны позже. 15 Мая он сообщает о своём отъезде из Лондона вместе с Фредом Гайсбергом и Теодором Бёрнбаумом в Лейпциг, и далее в знаменитый “тур по шести городам” Европы. Те факты, что полный набор образцов русских дисков хранится в Хэйсе, и что Дарби был незамедлительно принят в качестве эксперта звукозаписи в Компанию, наглядно показывают, чем закончилась эта история. В те дни бизнес развивался очень быстро, и разрешение данного конфликта должно быть оказалось мирным т.к. Дарби оставался в Компании до 1920 года. Тем не менее, не приходится удивляться тому, что не найдено никаких следов каталога, размером возможно не более одного листка, в котором описывались эти пластинки. Так же невозможно сказать сколько времени они были в продаже.

Такова вкратце история рождения граммофонной пластинки в России. В апреле следующего 1900 года Дарби снова был послан в Санкт-Петербург, на этот раз уже в качестве официально аккредитованного эксперта Граммофонной Компании. Его опять сопровождал Фред Гайcберг, который описал в своей книге «Музыка на пластинке» (Music on Record) на стр. 33, каким образом 9-го апреля была сделана запись Александра Танеева, стоящая в каталоге под № 21009. В марте 1901 года Фред Гайсберг приехал опять, чтобы познакомить Россию с изобретённым Джонсоном новым “всевосковым” процессом, позволившим существенно улучшить качество звука. А затем ещё раз в июне того же года, на этот раз, чтобы продемонстрировать 10-ти дюймовые пластинки. Вслед за ним приехал Дарби, чьё пребывание растянулось до 1902 года, и Франц Хампи (Franz Hampe). К этому времени сеансы звукозаписи уже не ограничивались только С.-Петербургом, но также велись в Москве и в Варшаве, причем дела шли настолько хорошо, что бизнес на территории России приносил более половины всей прибыли компании. Такое процветание продолжалось в течение нескольких лет, хотя неумелое ведение дел управлящими российских отделений и повальная коррупция среди должностных лиц и распространителей наносили серьёзный ущерб делу. Правда Лондон придавал этому мало значения.

Обложка каталога АО «Граммофон»

Распространение граммофона в России наглядно проиллюстрировано в «Дневнике сессий звукозаписи в России», которым и завершается эта статья. Необходимо отметить, что в «Дневник» не включены сессии, когда записи не предназнались для России. Например, записи, сделанные в таких экзотических местах, как Самарканд, Ташкент и Мерв, были сделаны для местного рынка и включены в «Восточный каталог», который когда-нибудь возможно появится на свет, как источник базовой информации. Другими центрами звукозаписи были Казань, Баку (на Каспии), Тифлис (в Грузии), Львов, Краков и Познань в Польше, Киев, Полтава, Харьков и Одесса на Украине, Дрогобыч в Галиции, Вильно в Литве, Рига в Латвии, Ревель (Таллинн) и Тарту в Эстонии, Армавир в Черкессии, Нижний Новгород и Ясная Поляна (усадьба графа Льва Толстого).

Количество записанных цинков и восков огромно, а разнообрие их репертуара чрезвычайно велико. Тиражи тоже наверняка были настолько ошеломляющими, что может создаться впечатление, будто улицы российских городов были вымощены старыми грампластинками. Одновременно процветали несколько периодических изданий, посвященных звукозаписи и грампластинкам. В распоряжении нью-йоркского издательства «Норман Росс Паблишинг, Инк.» (http://www.rosspub.com) имелся – и, возможно, до сих пор имеется –замечательная подборка материалов на граммофонную тему на микрофильмах и микрофишах. Она включает десять наименований периода с 1902 по 1916 годы, и среди прочего есть издания Ст.-Петербургского журнала «Граммофон и фонограф» с 1902 по 1906 годы. Эти материалы ведут своё происхождение из архивов С.-Петербургской государственной консерватории. При ценах, колеблющихся от 25 долларов за самый дешевый до 550 долларов весь набор из десяти наименований, этот материал заслуживает большей популярности, чем он имеет. Возможно, что интернет поможет привлечь внимание коллекционеров.

В мою задачу не входит освещение деятельности Граммофоной Компании в течение пятнадцати лет её деятельности в России, пока к власти не пришли большевики. Каталог говорит сам за себя. И все-таки одна история заслуживает упоминания. Фред Гайсберг описывает, как он сумел сделать доброе дело для своего соотечествениика и одновременно остановить пиратское производство, которое, по-видимому, доставляло им массу неприятностией. Подробности приведены на стр. 32 его книги «Музыка на грампластинке». Он также пишет о другом, менее известном добром деле. В то время (1903–1906 годы – прим. переводчиков) в России существовала независимая грамофонная компания, владельцем которой был некто Ребиков. Компания представляла внушительный список артистов и выпустила большое количество грампластинок, прежде чем примерно в 1904 году у неё возникли затруднения, приведшие в конечном итоге к её закрытию. Фред Гайсберг сумел убедить русское отделение Граммофонной Компании выкупить у Ребикова все матрицы, и уже в 1906 году одно из ежемесячных приложений к зонофоновскому каталогу содержало значительное количество записей с этих матриц, но привдённых с обычными зонофоновскими номерами, и без всякого упоминания об их истинном происхождении. Должно быть переизданий было больше, так как в архивах компании EMI Music имеются копии пластинок Зонофона из того же источника, но не упомянутых в указанном приложении. Пока существовала его компания, Ребиков, очевидно, публиковал рекламу новинок своей компании в тематических журналах. Таким образом, можно восстановить большую часть его каталога на основе журнальных объявлений и сохранившихся грампластинок. Восстановленный каталог пластинок Ребикова входит в состав “Полного номерного каталога русских граммофонных записей, сделанных Граммофонной Компанией в период с 1899 до 1929 годы в России и за рубежом”. (Такая же работа проделана А.И.Железным в рамках создания “Летописи деятельности в России Граммофонного «Товарищества В.И.Ребиков и К?» 1903 – 1906”, которая доступна по адресу: http://www.russian-records.com/details.php?image_id=3583&l=russian – прим. переводчиков)

В 1913 году было решено переиздать каталог Граммофонной Компании и начать новую нумерацию уже существующих двусторонних грампластинкок. Новые номера относились бы к обеим сторонам грампластинки и использовались бы покупателями при заказах. Были созданы три отдельные серии, каждая начиналась буквой русского алфавита. Первые тиражи были выпущены в октябре 1913 года:

Р (русский эквивалент латинской R) 10-ти дюмовая cиняя этикетка, номера с Р1 и примерно по Р795. Стоимость - 65 копеек в 1913 году, 80 копеек – в 1915 году
В (русский эквивалент латинской V) 10-ти дюмовая тёмно-зеленая этикетка, номера с В2000 и примерно по В2488. Стоимость – 1 рубль 25 копеек в 1915 году.
Н (русский эквивалент латинской N) 12-ти дюмовая тёмно-зелёная этикетка, номера с Н9000 и примерно по Н9051. Стоимость – 2 рубля в 1915 году.

Русские буквы Р, В и Н соответствуют латинским R, V и N, однако не известно, что они обозначают.

К 1915 году было выпущено 1400 номеров двусторонних пластинок, но началась I Мировая Война, и возникли связанные с ней проблемы. Эксперты могли продолжать свою работу в России только настолько, насколько позволяла военная обстановка. Подвергаясь опасности минных полей и кораблей немецкого военно-морского флота, они могли совершать поездки из Россию в Англию через Финляндию и Швецию, и привозить с собой в Лондон книги учёта, содержащие данные о сделанных записях. По-другому обстояло дело с пересылкой каталогов и дополнений к ним, регулярно издававшихся до начала войны. В коллекции каталогов фирмы EMI неожиданно обнаруживаются пробелы. Становится очевидным, что отсутствует еврейское дополнение здесь, татарское дополнением там, и дополнение, выпущенное для прибалтийских стран где-нибудь ещё. Ни одно из этих изданий не достигло Лондона, и содержавшиеся в них сведения теперь утеряны.

Та же участь постигла и образцы грампластинок, сделанных в месяцы, предшествующие войне. В коллекции образцов фирмы EMI точно такие же пробелы, поэтому нет возможности сравнения и восполнения пропусков этим путём. И всё-таки, несмотря на те ужасные условия, в которых оказалась Россия в 1915-1916 годы, эти материалы были опубликованы. Это означает, что с большой степенью вероятности эти раритеты могут храниться в частных коллекциях, особенно в самой России. Ценность этих материалов – например таких, как двустраничное приложение к еврейскому каталогу, или хотя бы единственный образец грампластинки P648 – сразу же не очевидна, но информация, которую они несут, больше не доступна ни из каких других источников.

Любопытно, что и начало, и конец истории Граммофонной Компании в России окутаны тайной, и только теперь, по истечении целого столетия, события того времени становятся более или менее понятными. Однако, по-прежнему не обнаружено никаких следов первого русского каталога фирмы Зонофон, выпущенного примерно в сентебре 1903 года. Так же утерян последний выпуск каталога фирмы Граммофон 1916 года, хотя в одном из петербургских журналов есть его фотография! Возможно, что публикация этой статьи приведет к новым находкам – я на это надеюсь!

Русский перевод: Юрий Берников и Евгения Кобрин.


 


Просмотров:

49361

Рейтинг:

9.15 (13 голосов)

Добавлено:

bernikov | 10.04.2009 00:48 | Последнее редактирование:  bernikov | 09.01.2021 03:17
 
Автор Комментарий
Арнолд Янг (Arnold)
Участник

Комментарии: 1
Регистрация: 08.11.2006
110 лет Звукозаписи в России
Прочитал ! Исключительно ИНТЕРЕСНО !!
  17.04.2009 21:12
Offline Профиль пользователя Послать сообщение участнику    
Au Ceps (Auceps)
Участник

Комментарии: 471
Регистрация: 11.12.2009
110 лет Звукозаписи в России
Очень интересно! Спасибо!!!
  28.12.2009 19:55
Offline Профиль пользователя Послать сообщение участнику    
 
 

О сайтеУсловия использованияКонфиденциальностьСсылкиПишите намГостевая